Разговор с режиссером Александром Устюговым и продюсером Эльшаном Мамедовым. О спектакле, об актрисах, о женщинах, о сложных темах. (фото - репетиции спектакля: Александр Устюгов, Эльшан Мамедов и "Девочки")

— Александр, «Девочки из календаря» - не первый ваш спектакль, где заняты в основном актрисы. Вам так нравится работать именно с женским составом? Или так чувствуете темы, понимаете женщин?

— Так получилось. Меня на обе постановки пригласили. «А зори здесь тихие» предложил однокурсник: нужно было сделать работу с девочками, не занятыми в постановках. Я поставил отрывок, и потом уже эта история переросла в спектакль сначала в Щуке, после в РАМТе.

Пригласить меня на постановку «Девочек из календаря» - идея Эльшана Мамедова. Он прислал мне перевод пьесы. У меня сначала была паника, но не от количества женских персонажей, а от того, что не мог сразу понять, как это нужно и можно сделать. Смущало сочетание специфического английского юмора и непростой темы. И то, что это реальная история этих английских женщин. Я не мог понять, ни как к этому всему относиться, ни, тем более, как это все делать. Где комедия? Где трагедия? И тогда я сказал «Да!».

И началось. Самым сложным оказалось собрать группу очень сильных актрис разных школ, разных театров. Конечно, подбором актрис занимался сам продюсер — Эльшан Мамедов, так как доверие к нему как к продюсеру успешных проектов у актрис было гораздо большее, чем ко мне как к режиссеру. И он предлагал огромное количество кандидатур. У нас даже были кастинги. Были актрисы, которые смотрели на меня и убегали...

— Ни с кем из актрис до этого вы не встречались в других проектах?

Эльшан Мамедов: Я до этого спектакля не работал только с Александрой Назаровой, Любой Матюшиной и Галей Петровой. С Галей были попытки, но не складывалось.

Александр Устюгов: А я работал только с Машей Рыщенковой.

— Эльшан, а почему был приглашен именно режиссер Александр Устюгов?

— Мы с Сашей однажды уже начинали работать над одним проектом, но он не сложился. И когда появилась эта история с «Девочками», я точно знал, что режиссером должен быть молодой человек с настоящей мужской харизмой. Только такой человек может удержать женский коллектив из взрослых, опытных и известных актрис. Я был уверен, что все должны обязательно влюбиться в режиссера, и только тогда возможен будет такой спектакль.

И был очень страшный момент. Собрали актрис, и вот они все сели и посмотрели на Сашу. Я смотрел на Аню Каменкову, — я ей очень доверяю, она для меня такая лакмусовая бумажка. И вдруг она вышла из кабинета, я думал, что не вернется, побежал за ней, догнал, и она сказал: «Все нормально, все получится. Это режиссер.» И я успокоился.

— Александр, сейчас уже спектакль стал культовым, можно еще добавить массу эпитетов. А как все начиналось? Для наших актрис тема была тоже не самая простая.

— Мы начали репетировать во Дворце на Яузе. Конечно, сразу был вопрос — когда мы будем раздеваться? А я решил этот момент спектакля не трогать до самого конца. Сказал актрисам, что эту сцену мы сделаем в самом конце репетиций за два дня, так как это не самое сложное в этом спектакле. Это — финал первого акта. А там есть еще важный второй акт.

Однажды, когда мы уже подходили в репетициях к моменту работы над ключевой сценой, которой все так боялись, в курилке Аня Каменкова меня спросила «А какого года рождения твоя мама?» - «55-го». Каменкова затушила сигарету, вздохнула и произнесла: «Ну, что ж, пойдем репетировать, сынок!» Сложно было с Любой Матюшиной, она задавала очень много вопросов на репетиции, я даже пытался с ней повыпивать, но она не пила.

Эльшан: Она же первый раз с нами «изменила» родному «Ленкому». Для нее Марк Анатольевич всегда был царь и Бог, а тут и молодой режиссер, и непривычно играть с актрисами других школ. Ей было очень сложно.

Александр: Саша Назарова — любовь моя! Она «умирала» весь репетиционный период. Она звонила «можно, я сегодня не приду, я умираю, у меня ночью сердце болело». «Нет», - говорю - «обязательно нужно приехать». И выяснялось, что ей нужно просто ехать на дачу траву полоть... «Я приеду и выполю все ваши грядки!», - и она приезжала на репетицию. А потом она мне показывала свои фотографии, где ей 18...

— Такую сложную историю невозможно играть, если нет настоящей команды. Обычно такие команды складываются годами, когда все давно друг друга знают, много работали вместе. Как удалось вам сделать из группы прекрасных очень разных актрис настоящую команду?

Александр: Да, репетиции спектакля были непростыми, - строились отношения. Но и не было того, что называют «отношения в женском коллективе», так как они все талантливые, умные, разные. Правда, бывали дни, когда я полтора часа не мог вставить ни слова, так как они говорили, говорили все хором. От тех вопросов, которые они задавали, голова закипала мгновенно. Момент недоверия тоже был. Долго все привыкали друг к другу, все складывалось, но непросто. И случился день, тот самый момент, когда мы все стали настоящей командой. Это произошло на прогоне, когда Анна Каменкова во время танца одновременно сломала руку и подвернула ногу. Был шок и единение. Через несколько дней премьера. И все собрались, все получилось. Все друг друга поддерживали. Родилась настоящая команда. Сейчас с этой командой можно ставить хоть «Броненосец Потемкин», - ничего не страшно. Актрисы сейчас ждут каждый спектакль, они приходят заранее, они общаются и до, и после спектакля, скучают друг без друга. И на гастролях очень приятно оказываться в их компании.

— Александр, мы начинали разговор с того, что, когда Вы прочли пьесу, Вас смутили и Англия, и специфический английский юмор, и сама тема.

— Сначала была речь об адаптации пьесы, но она эта мысль была быстро отвергнута. История совершенно не российская, ее невозможно пересадить на нашу почву. Сам текст, юмор для нашего восприятия были сложны. И мы оставили историю в Англии, где она и произошла на самом деле. И встала задача — создать такую Англию, которая была бы понятна нашему зрителю. Создать и быстро разрушить. Героини — они хулиганки, они же и протестуют против своих же устоев. И в первых трех сценах нужно было показать ту атмосферу, в которой живут эти женщины, чтобы было понятно нашему зрителю, что пришлось преодолевать героиням. И мы создавали эту Англию штампами, мы придумывали Англию, которую смогут воспринять, понять наши зрители.

Нужно учитывать, что даже для тех наших людей, которые знакомы с Англией, Англия в этой истории для них непривычна. Это глубокая провинция с ее женским обществом, ярмарками, выставками. И тоже нужно было самим понять этот Йоркшир. У 90% россиян нет никакого представления о том, как там выглядит жизнь. Это же не «Шерлок Холмс» Масленникова.

И в пьесе были заданы определенные женские типажи, понятные англичанам. Одна подруга, самая боевая, вытаскивает другую подругу. Остальные персонажи были заявлены, - каждая со своей историей, проблемой, но образы не были проявлены в самой драматургии. Мы образы придумывали и развивали сами. Например, музыкальная линия Коры пошла от умения Любы Матюшиной петь. Роль Силии мы дописали сами, так как яркой Ане Якуниной было нечего делать в тех рамках, которые предлагала пьеса.

И сама тема. Очень сложно было найти настроение. И построение пьесы таково, что сама проблема вынесена в самое начало, она не за скобками, она не возникает по ходу действия. Она обозначена сразу. Появляется Джон, быстро становится понятно, что он болен, и в четвертой сцене его уже нет. Быстро все решается, героини совершают поступок. Кульминация — конец первого акта. А дальше идет большой и сложный второй акт, где происходят очень важные вещи. Обостряются отношения, они становятся другими, когда приходит к ним популярность, их жизнь меняется. И это было самое сложное — продолжить спектакль после финала первого акта, когда происходит, как кажется зрителю, главное событие — вот, они уже разделись и снялись для календаря. А дальше начинается жизнь этих людей в новых обстоятельствах, уже нет такой острой темы, уже нужно показывать отношения, обострения отношений, изменение характеров. Совершить яркий поступок, решиться его совершить — это очень непросто, но не менее сложно строить свою жизнь после. И пьеса не заканчивается после первого акта, как и жизнь продолжается после поступка.

— Тема болезни и смерти вообще почти закрытая в нашем обществе. Тем более для большой сцены, для массового зрителя. Между тем, она очень важна — каждому человеку приходится пройти этот путь.

— Мой собственный опыт показал насколько это важно — говорить на эти темы! Через два года после премьеры я сам узнал уже не из пьесы, что такое встретиться с проблемой онкологии. Заболела сестра. Сейчас все уже хорошо. Но тогда, в борьбе с болезнью близкого человека мне очень помогла та философия, отношение к теме, сформировавшиеся во время работы над спектаклем. Помог юмор, четкость и где-то жесткость. Полтора года я спасал свою сестру. И этот спектакль очень важен: и сама тема, и отношение. Когда мы делали спектакль, мы играли в эту тему, предполагая, что мы правильно представляем себе поведение людей в такой ситуации. Сейчас я уже с уверенностью говорю — мы сделали все правильно.

Поэтому и символ нашего спектакля — подсолнух. И слова, самые важные, которые Джон говорит, восхищаясь этим цветком. Вы знаете, что в Англии подсолнух даже не вызревает, он вырастает там именно такой маленький, и в нем нет даже семечек. Но неизменен главный принцип жизни этого цветка — способность находить самый маленький лучик света и тянуться за ним, он неизменен и в Англии, где этот цветок??? декоративен, и у нас в средней полосе, где он дает большие черные семечки. Джон говорит об этом луче света, он верит в него, он уходит. Остаются девочки, и благодаря словам Джона, умению его находить лучи под непроглядными тучами, они сами начинают искать свет, излучать свет. И им это удается. Они проходят «огонь, воду и медные трубы» — все испытания, и выходят к свету.

Эта история потрясающая именно потому, что она абсолютно реальная. Это большой поступок, которые люди совершили здесь и сейчас.

— Еще одна важная тема спектакля — благотворительность. Не секрет, что в нашем обществе это тоже тема непростая.

— Наши люди, когда слышат слово «благотворительность», делают невероятно серьезное выражение лица. Им кажется, что они сейчас услышал только про тяжкий труд и непрерывные страдания. Они не понимают, что заниматься благотворительностью можно весело.

Отношение к инвалидам — вообще отдельная тема. Им положено только сочувствовать. Какой юмор? Я был свидетелем одной сцены в прибрежном французском городке. Я сидел в маленьком кафе, пошел дождь. И вдруг в кафе закатываются на колясках три инвалида, старики, мокрые, немного выпившие. Они отодвигают от столика стулья, размещаются вокруг него на колясках. Один из них куда-то тянется и опрокидывается вместе с коляской. И они — все трое — начинают хохотать. Начинают поднимать товарища, валится второй, у них уже истерика от хохота. Смеются до слез. Я тоже начинаю смеяться, так как это действительно невыносимо смешно. Эту картину наблюдает официант, который ничего не предпринимает. Я начинаю поднимать подвыпивших французских дедушек, мы с ними вместе хохочем. Когда они все уже были в порядке, мы еще посмеялись, и я пошел к своему столику, ко мне обратился официант со словами «Как вы можете над ними смеяться? Это же — инвалиды?!». «Позвольте», - ответил я — «они сами смеются, и мы смеемся ни над ними, а над ситуацией». А почему я должен был рыдать? Три стильных пожилых господина, в модных джемперах, в красивых кепках, въезжают в кафе с вином за пазухой и начинают хохотать. Почему я должен плакать? Мне хочется смеяться вместе с ними.

И в нашем спектакле, мы смеемся вместе с героями, мы ищем позицию, отношение к ситуации, пропуская историю через себя. Мы вместе с девочками проходим весь путь до конца. Мы переживаем болезнь друга, его смерть, сопереживаем своей подруге, потерявшей любимого мужа. Видим, как важна дружба.

— И еще вопрос — как вам удается так отлично ладить с актрисами? - остается. И еще, после такой работы «в женском коллективе» изменились Ваши отношения с женщинами? Добавилось понимания женской природы? Что-то изменилось?

— Мое отношение к женщинам, отношения с женщинами после этого спектакля не изменились. Одна из загадок моего глубокого понимания женских образов в этой пьесе кроется в моем детстве: моя мама - педагог, старший методист дошкольного образования, и у нас дома всегда бывали все учительницы, которые и меня учили потом. И для всех школьников первые учительницы — это были загадочные взрослые люди, а для меня это были люди, которые смеялись и плакали у нас на кухне. Я слышал все их истории, как их бросали мужья, случались романы, проблемы с детьми и родственниками. Я приходил в школу, и знал об учительницах если не все, то многое. Главное, что эти женщины, старше меня на много лет, были для меня всегда — просто люди. Трепета перед учителями я никогда не испытывал. И моя мама - хулиганка страшная. Все эти Новые годы, праздники, все организовывалось с большим юмором. Походы с гитарами, палатки, рассказы о «темной руке» - и это все были взрослые женщины, педагоги.

И не было для меня откровением, что взрослые женщины за 40 — они какие-то «не такие, как 20-летние». Да, они другие, и они во многом свободнее: дети уже выросли, многие комплексы юности побеждены или не имеют значения. Есть, конечно, те, которые не смогли перейти в новый формат жизни, вырастив детей, они зациклены на детях, не понимают, как жить в новой реальности. А именно с этого момента можно и нужно начинать жить свою собственную жизнь. Они же, не умея жить жизнь собственную, пытаются прожить жизнь за своих детей, особенно те, у кого есть взрослые дочери. Почему тещи такие вредные? Потому, что они жизнь дочерей воспринимают, как свою собственную, и пытаются жить за дочерей. И когда что-то идет не так, они воспринимают ситуацию, как свою собственную проблему. Потом они переключаются на внучек, а собственная жизнь остается не прожитой.

— Тема взрослых женщин в нашем обществе тоже почти запретная. Возраст как приговор, молодость должна быть вечной. Вся индустрия работает над культом вечной молодости. А Вы говорите, 40-летние, они такие же, как 20-летние, только свободнее. Должны бы быть...

— Однажды мы ехали в Великий Новгород, и я наблюдал на трассе пожилую пару из Германии. Мужчина и женщина — язык не поворачивается назвать их старыми — на отличных мотоциклах, во всей байкерской экипировке. Это было так красиво, когда на заправке они сняли шлемы, встряхнули седыми шевелюрами. Оба - очень красивые люди, и все равно, сколько им лет. Мы все влюбились в них. Потом встретили их уже в Великом Новгороде, они были в шортах, майках, с фотоаппаратами, и такая легкость и счастье шли от этих людей. У них был роман, любовь, или же они вообще просто так были устроены, что излучали такую энергетику счастья всегда. Я не знаю. Но так хотелось увидеть наших русских людей такого возраста, которые смогли послать подальше всех этих внуков и вот так вскочить в седло и унестись вместе с ветром по трассе к новым местам, людям, жизни.

— А наши актрисы — они сами такие?

— Они разные. И у большинства из них есть чему поучиться. У Александры Назаровой, которой было уже 70, когда мы начинали репетировать, был такой гастрольный график, который и молодые не все могли бы выдержать. Рудина, Дюжева! О них о каждой можно пьесу писать и спектакль ставить.